— Во, блин, колотунчики-то где… Это ж какие у него деньжищи, если он так на авансы раскидывается…

Начальник Тиходонского управления федеральной налоговой службы Николай Николаевич Грищенко, которого подчиненные называли попросту — Дрищ, выслушав доклад Зеленцова, сжал зубы так, что вздулись жвалы, и спокойно — неестественно спокойно — спросил:

— Значит, говорите, серьезных нарушений не выявлено?

— Так точно. Серьезных не выявлено.

— То есть ползавода Малышев с хунтой своей по миру пустил законно. Так? Станки уникальные по цене металлолома продавал, но это мелочи? — Голос Грищенко постепенно набирал силу. — Цветной металл пускал налево тоннами — и это несерьезно? От арендаторов «черную» наличку в карман кладет — и опять все правильно?!

За проверку, которая гарантированно свалит руководство «Сельхозмаша», солидные бизнесмены из Москвы пообещали Грищенко сто тысяч долларов.

И вот теперь эти деньги проплыли мимо. Из-за этого урода Зеленцова, который, сука продажная, спелся с ворами! Подчиненный пошел против начальника! Такого никогда не было…

— Если тебя, Зеленцов, направили с внеплановой проверкой на объект, значит, для этого есть основания!

Грищенко уже орал во весь голос.

«Выгонит, — подумал инспектор. — Ну и фиг с ним».

— И ты обязан был вывернуть наружу все их дерьмо! А ты… — Грищенко умолк и болезненно сморщился. Потом вытащил из кармана ингалятор и дважды пшикнул в рот.

— Вам плохо? — участливо спросил Зеленцов.

А про себя подумал: вот было бы клёво, если бы Дрищ откинул копыта прямо сейчас. На боевом, так сказать, посту. А я бы подхватил выпавшее из рук героя знамя и — вперед!

Начальник расслабил узел галстука и секунд двадцать сидел молча, массируя грудь в районе сердца. Когда его отпустило, он поправил галстук и бесцветно произнес:

— Ты знал, на что идешь. Пиши заявление!

— Пожалуйста! Я не собираюсь работать с руководителем, который принуждает меня к заказным проверкам!

Зеленцов четко повернулся через левое плечо и вышел из кабинета. Он уже получил от Вайса десять тысяч долларов. И гарантию, что если его вдруг выпрут со службы, он станет начальником финансового отдела «Сельхозмаша» с окладом втрое больше, чем здесь.

Грищенко придвинул телефон и, сверяясь с красивой визитной карточкой, набрал номер.

— Ничего не вышло, — скорбным тоном доложил он, и скорбь его была совершенно искренней. — Мой инспектор внаглую сорвал проверку. Видно, его купили с потрохами и дали гарантии… А что УБЭП?

— Их отозвали, — ответил невидимый собеседник.

— Ну вот! — вроде бы взбодрился Грищенко от того, что не он один провалил заказ. — Их голыми руками не возьмешь!

На другом конце провода Олег Сергеевич Канаев положил трубку.

— Посмотрим, — спокойно произнес он.

А в кабинете у Семена Борисовича Заборовский разгружал хозяйственную сумку, выкладывая акции прямо на полированный стол.

— Здесь опись, все точно, можете проверить…

Храмцов махнул рукой.

— Проверим, не беспокойся. Сложи все в шкаф, и ведомость туда же…

— Хорошо, хорошо… На завод налоговики наехали, менты накатили, землю роют. По моим сведениям, пока ничего не нарыли.

— Вот это молодец! Разнюхивай все что можешь, с людьми знакомься, укрепляй контакты, влезай в коллектив поглубже. Это потом пригодится.

— Сделаю, Семен Борисович! — Заборовский даже руку к груди приложил, словно давал самую верную клятву.

Но в кабинет уже вошел хмурый Олег Сергеевич. Заборовский понял, что он здесь лишний, и поспешно распрощался.

На «Сельхозмаше» наконец дали аванс. Андрей к этому времени был уже почти «на нуле». На черный день у него имелись запасы гречневой крупы, сахара и чая — пару недель можно продержаться. А на самый черный день отложены еще двадцать долларов. Смешно, конечно, — заработок итальянской уборщицы за половину рабочего дня. Почему именно итальянской, он и сам не знал. Следовало рассчитаться с долгами — он и ребятам должен, и у Любани занимал. Только тогда от аванса почти ничего не останется. Придется им еще подождать. Хотя и неудобно.

А Колотунчик раздал долги и с чистой совестью подошел к Андрею, предложил пойти отметить. Тем более что «тут за углом даги хорошим спиртом торгуют и недорого». Это он всегда предлагал, а Андрей всегда отказывался. Колотунчик обижался: «Ну, конечно, — ты же у нас белая кость…»

Андрей уже подумывал о том, что надо пойти разок с Колотунчиком. Чтобы отвязался.

Вместо дагов он направился в универсам, который принадлежал армянскому бизнесмену и назывался «Манхэттен». Более уместным было бы название «Гарлем». Не потому, что покупатели или продавцы в универсаме были чернокожими — обыкновенными они были, а потому, что обшарпанные стены и мигающие лампы дневного света вызывали ассоциации с подземным переходом в негритянском квартале.

В «Манхэттене» Андрей и увидел Лену. Точнее, тогда он не знал ее имени. Он взял упаковку «Жиллет», пену для бритья «Нивея», лапшу «Доширак» и подошел к кассе. Впереди стояла стройная девушка, в джинсах и желтой стеганой курточке она трогательно походила на цыпленка. Говоров рассмотрел только маленькое ушко с капелькой-сережкой и завиток пшеничных волос из-под маленькой шляпки-фуражки да ощутил волнующий аромат духов. И его как толкнуло: наверняка красивая! Вот бы обернулась! И она действительно на миг обернулась. И действительно оказалась красивой! Тонкий профиль, большие глаза, четко очерченные губы…

Кассирша — толстая тетка с усами — неразборчиво назвала сумму. Женщина расплатилась и направилась к двери. Андрей смотрел ей вслед.

— Мужчина, — сказала кассирша. — Ты чего — уснул?

— Извините, — произнес Андрей. В нем все напряглось.

«Сейчас я ее догоню… Догоню и познакомлюсь. Сейчас!»

В этот момент в кассовом аппарате кончилась лента. Усатая кассирша меняла ее долго… невероятно долго. Катастрофически долго. Когда Андрей выскочил на улицу, женщины уже не было.

Дома Говоров поужинал и вопреки многолетней привычке мыть посуду сразу же не стал этого делать, а прошел в комнату и лег на диван. Подумал: из-за какой-то кассовой ленты… Уж лучше бы я пошел квасить с Пашкой, колотунчики!.. А глаза у нее карие. Карие у нее глаза…

…Если глядеть со стороны, то картинка была самая что ни на есть идиллическая и привычная: вечер, закатное осеннее солнце, прохладный ветерок, под голыми тополями, чуть в сторонке от асфальтовой дорожки, ведущей к новой одноподъездной «свечке», расположились на ящиках трое алкашей вполне интеллигентного, но потрепанного вида — три бутылки портвейна и три маленькие упаковки чипсов. Хорошо сидят, выпивают и ведут обычный разговор о судьбах русского народа и евоных перспективах… Лишь изредка в их беседу вкрадываются непонятные фразочки типа:

— Что-то долго…

— Сиди — жди!

— Тебе хорошо в пальтишке, а я замерз…

— Ща согреешься…

На почти пустой парковочной площадке остановился черный «Форд» — по нынешним временам самая крутая иномарка, да еще новенькая! Дверь открылась, из «Форда» неспешно вылез коммерческий директор «Сельхозмаша» Фёдоров. Он в длинном кожаном пальто, в надвинутой на глаза шляпе. Он считает, что похож на Марлона Брандо, и держаться старается как «крестный отец»: неспешно, солидно и властно.

Коммерческий идет, по-хозяйски осматривается, радуется благостному виду: дом элитный, квартир на тридцать, место хорошее, кругом асфальтовые дорожки, аккуратные газоны, тополя, ни мусора, ни гопников. Хотя сегодня какие-то алкаши собрались за бутылками… Но что тут поделаешь: сейчас полстраны пьет, да и всегда пили, он на заводе насмотрелся. Пока сидят тихо и никому не мешают, пусть — бухло закончится, и разойдутся.

Вдруг один алкаш падает и начинает биться в конвульсиях. Допился! Фёдоров ускоряет шаг. Но наперерез, размахивая руками, бросается дружок упавшего: